...Он умирал, безумец Девона.
Наивный, гордый, слабый человек с насмешливыми строгими глазами – и шесть часов перебирал в горсти крупицы, крохи Времени, слова, стеклянные и хрупкие игрушки, боль, гнев и смех, и судороги в горле, всю ржавчину расколотого века, все перья из распоротой души, все тернии кровавого венка, и боль, и плач, и судороги в горле... Он умирал. Он уходил домой. И мешковина становилась небом, и бархатом – давно облезший плюш, и жизнью – смерть, и смертью – труп с косою, и факелы – багровостью заката; он умирал – и шелестящий снег, летящие бескрылые страницы с разрушенного ветхого балкона сугробами ложились на помост, заваливая ночь и человека, смывая имя, знаки и слова, пока не оставался человек – и больше ничего. Он умирал. И Истина молчала за спиною, и Дух, и Плоть, и судороги в горле...
В непрочный сплав меня спаяли дни,
едва застыв – он начал расползаться.
Я пролил кровь, как все.
И как они, я не сумел от места отказаться.
А мой подъем пред смертью – есть провал.
Офелия! Я тленья не приемлю.
Но я себя убийством уравнял с тем,
с кем я лег в одну и ту же землю.
Зов предков слыша сквозь...
Он умирал, безумец Девона.
Они стояли. И они смотрели. И час, и два, и пять, и шесть часов они стояли – и молчала площадь, дыша одним дыханьем, умирая единой смертью; с ним – наедине. Наедине с растерзанной судьбой, наедине с вопросом без ответа, наедине – убийцы, воры, шлюхи, солдаты, оружейники, ткачи, и пыль, и швы распоротого неба, и боль, и смех, и судороги в горле, и все, кто рядом... Долгих шесть часов никто не умер в дреме переулков, никто не выл от холода клинка, никто не зажимал ладонью раны, никто, никто, – он умирал один. И этот вопль вселенского исхода ложился на последние весы, и смерть, и смех, и судороги в горле...
Зов предков слыша сквозь затихший гул,
пошел на зов – сомненья крались с тылу;
груз тяжких дум наверх меня тянул,
а крылья плоти вниз влекли, в могилу.
Но вечно, вечно плещет море бед.
В него мы стрелы мечем – в сито просо,
отсеивая призрачный ответ
от вычурного этого вопроса.
Я видел: наши игры с каждым днем...
Он умирал, безумец Девона.
Все было бы банальнее и проще, когда бы он мог дать себе расчет простым кинжалом... Только он – не мог. Помост, подмостки, лестница пророков, ведущая в глухие облака, дощатый щит, цедящий кровь по капле, цедящий жизнь, мгновения, слова – помост, подмостки, судороги в горле, последняя и страшная игра с безглазою судьбою в кошки-мышки, игра, исход... Нам, трепетным и бледным, когда б он мог (но смерть, свирепый сторож, хватает быстро), о, он рассказал бы, он рассказал...
Но дальше – тишина.
"Витраж Исхода". Глава "Молчащий Гром", часть третья. Записано подмастерьем Ахайем со слов Второго патриарха Помоста Скилъярда Недоверчивого. (516)
Источники
Г.Л.Олди "Бездна Голодных Глаз. Том 2. Живущий в последний раз" — М.: Эксмо, 2009 (516)