Цветет сирень, играет музыка,
Бежит по рельсам праздничный трамвай,
Летят воздушные шары,
И чья-то девочка кричит:
Не улетай!
Зоя Ященко.
Бежит по рельсам праздничный трамвай,
Летят воздушные шары,
И чья-то девочка кричит:
Не улетай!
Зоя Ященко.
На склон высокого холма в городском парке опустились два воздушных шарика – два сердца. Один из них – резиновый лоскуток – как якорь зацепился за траву, а уцелевший шар красным маяком повис прямо над погибшим.
читать дальшеПервым около холма оказался осторожный человек. Он заметил одинокий шар и хотел унести с собой, но подумал: «В парке нельзя рвать цветы. Вдруг рвать шарики тоже запрещено?»
«Я ничего не здесь не трогал», сказал осторожный вслух и пошел дальше.
Затем шарик увидел интеллигент. «Как ярко, как символично и как трагично!» Ему стало очень жалко воздушный шар. Умный человек сел рядом и стал размышлять.
«Я могу отвязать и выпустить шар в небо. Но что ждет его впереди? Шар навсегда оторвется от останков своей любви и в бесконечном одиночестве устремиться в то самое небо, где они летали вдвоем. Может быть, он поднимется на небывалую высоту и взорвётся - наверное, это будет самый красивый исход. Может, он с толком распорядится добавленным временем, достигнет просветления и уйдет туда, где нет ни верха, ни низа. Но вероятнее всего – постепенно выпустит гелий и сморщенным спившимся старичком ляжет на землю.
Печален будет этот последний полёт. «А вон и та река - помнишь, мы все собирались посмотреть, в какое море она впадает? Я вижу его - зеленая вода с большими волнами, и редкие проблески солнца на гребнях... А тебе не нравилось такое море, помнишь? Только в тихую погоду, только в солнце. Помнишь?.. помнишь?..»
Интеллигент не закончил мысль и заплакал.
«А может, вообще не трогать это сердце? Вправе ли я вмешиваться в чужое горе? Всё лучшее для него уже свершилось, так есть ли большая разница, как шарик закончит свою жизнь… Если он – мечтатель, то выдумает себе иллюзорный мир и будет совершенствовать его в пустоте, отвергнув постылую реальность. Если он – меланхолик, то по самый узел погрузиться в собственные воспоминания. Если у него сильная воля – поставит себе целью стоять покуда есть силы - оставаться на месте и хранить покой милого праха. Благо, лента прочная, и исполнить этот завет не составит труда. А если не может жить без дела – составит многодневную статистику по количеству ворон в обеденные часы или научиться раскачиваться не в такт ветру.
Чем бы несчастный не занялся, внешне его состояния будут неотличимы: висит себе над землёй шарик и постепенно сдувается...
Опять грустно.
Стоп! Есть еще два варианта. Я могу отвязать уцелевший шарик, чуть подкачать его гелием и отнести к собратьям, дать шанс для новой жизни. Но согласиться ли на это сам несчастный? Кажется, он уже гордиться ролью часового или вовсю считает ворон – так стоит ли портить ему статистику?
Или… Интеллигент достал из кармана английскую булавку, освободил иглу, сконцентрировал взгляд на кончике и хмыкнул: «Укол милосердия»...
Нет. Я не на войне. Это не есть проявление… как там по-латыни шарик?.. globus! Это не есть проявление глобализма!
Интеллигент, довольный собой, тут же вспомнил цитату: «Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными... или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой».
«Сердце мое полно жалости…», продолжил умный человек, возвращаясь на свой путь и стараясь не оглядываться назад.
А потом на дорожке появился ребёнок.
- Папа, смотри, воздушный шарик! Как здорово, какой красивый! Сегодня, наверное, праздник!
- Ну беги, только не падай.
И детские ноги замелькали по зелёной траве…